Добравшись на такси до больницы, я забежала внутрь, интересуясь на стойке регистрации, в какой палате лежит Лэйтон Галлагер.
Получив быстрый ответ, я уже пошла к палате номер 134, но вспомнила, что без цветов к больному идти не красиво и снова вышла на улицу в поисках цветочной лавки.
Купив небольшой букетик оранжевых гербер, я снова направилась в больницу под бешеный ритм своего разбитого сердца.
Подойдя к палате, я уже хотела зайти, но медсестра сообщила, что пациент сейчас отдыхает и прием не желателен.
Но с огромной надеждой в глазах и миллионом просьб, я все-таки выторговала пару минут и заскочила внутрь.
Свет был выключен, работал увлажнитель воздуха и какие-то датчки, которые показывали пульс, давление и еще что-то. Аккуратно положив цветы на тумбочку, я наконец-то взглянула на Лэйтона.
– Нет! – Я закрыла рот рукой, из-за своего не сдержанного возгласа, и тихонько всхлипнула.
Если бы мне не сказали, что здесь лежит Лэйтон, и я сама не увидела табличку с именем, я бы его не узнала.
Лицо, полностью было в ссадинах, синяках и кровоподтеках. Кое-где были наложены швы, кое-где наклеен обычный пластырь. Руки выглядели не лучше... Мне было страшно представить, что с остальным телом, и как вообще он все это перенес.
Присев на колени, я осторожно коснулась губами его ладони и заплакала.
– Почему ты не оставил это дело? – Шепотом спросила я. – Почему?
Поднявшись с колен, я вышла из палаты и пошла на улицу. Из-за своих переживаний, горьких слез и вины, я так и просидела на лавочке около больницы до самого утра.
Выпив кофе, я решила дождаться, когда Лэйтона можно будет спокойно навестить, поэтому так и осталась сидеть на том же месте до девяти часов.
Задумавшись, я пошла в больницу, когда на часах было половина десятого. Жизнь в больнице в это время уже кипела, и, пройдя всю эту суматоху, я остановилась около палаты Лэйтона, глядя на него через приоткрытые жалюзи. Он все так же лежал на кровати, но теперь около него сидела Тереза, крепко сжимая его ладонь. Она что-то ему рассказывала, на что тот еле заметно кивал.
В течение десяти минут, я не могла оторваться от этого зрелища. Меня будто парализовало, и я не могла пошевелиться. Собрав себя по кусочкам, я развернулась, чтобы уйти, но, в буквальном смысле, наткнулась на кого-то из близнецов-Галлагеров. Судя по зеленой футболке и черным шортам, это был Ян.
– Лив! – Меня крепко обняли и поцеловали в щеку, при этом немного покрутив в воздухе. – Ты тут, чтобы проведать Лэйтона? Он будет очень рад.
Я отрицательно замотала головой и пошла вперед.
Спустя пару секунд, Ян нагнал меня и дернул за руку.
– Ты ведь даже не зашла к нему? – Печально спросил парень.
– Вчера ночью, но Лэйтон уже спал. Я принесла ему цветы. Герберы. Не знаю, нормально ли это – дарить мужчинам цветы... – Я пыталась взять себя в руки, но слезы катились сами собой. – Как такое могло произойти? Я тоже отчасти во всем этом виновата, Ян.
– Тсссс... – Парень крепко меня обнял, стараясь успокоить.
– Я рада, что сейчас с ним Терри. Он любит ее и я уверена, что она сможет о нем позаботиться. Она лучше справляется, чем я! Она во всем лучше... И сильнее...
– Лив, Лив, тише... Не плачь... А то и мне придется.
Я отстранилась от Яна и умоляюще взглянула в его синие глаза.
– Не говори никому, что я здесь была. Пожалуйста... Я уверена, что мы больше никогда не увидимся... Поэтому не надо. Я не хочу выглядеть жалко еще и в глазах Лэйтона. – Поцеловав Яна в щеку, я пошла на улицу и вызвала такси.
Поздно вечером я уже была дома и разбирала сумку, которая мне так и не пригодилась.
– Как поездка? Ты все сделала, что планировала? – В комнату вошла мама и присела на мою кровать, поправив на себе зеленый кардиган и взяв в руки мое полотенце.
Я молча раскладывала вещи в шкаф, не в силах ответить на вопрос своей матери.
– Ливи, не держи в себе всю эту боль, иначе сойдешь с ума.
Обернувшись к маме, я в два шага преодолела расстояние между нами и рухнула на колени подле нее. Положив свою голову ей на колени, я завыла от горя и безысходности.
– Я разбита! Вдребезги! – Не глядя маме в глаза, проговорила я. – Ты бы его видела, ма! От прежнего Лэйтона ничего не осталось... Одни раны и ссадины. Ни тех милых ямочек, от которых я сходила с ума, ни того блеска в глазах. Это все – моя вина! Не надо было его оставлять... Я бы могла наплевать на свои чувства и свою гордость ради него... Я могла не предавать Микки... Но я – эгоистка! Я думала только о себе! Я всегда думаю только о себе!
– Ну, что ты такое говоришь? – Успокаивала меня мама.
– Я даже не смогла зайти к нему в палату и попросить прощения! Не смогла переступить через свою долбанную гордость, чтобы не показаться жалкой перед его девушкой, и просто спросить как он? Хорошо ли за ним присматривают? Не скучно ли ему? Придется ли ему набивать новую наколку из-за уродливого шрама? Я должна была все это спросить, но я сбежала.
– Девочка моя! – Всхлипнув, прошептала мама.
– Я так сильно люблю его, что глядя на Лэя и Терезу, я готова была выбежать из больницы и броситься под машину, и это было бы не так больно, как наблюдать за ними.
– Солнышко...
– Я бы хотела признаться ему, что струсила. Что я не способна бороться за то, что мне дорого. Я не способна на это. Не способна бороться, как он это делал. Сражаться за любовь Терри, благополучие своих братьев, тех детей и будущее Микки. Я такая жалкая! Я хотела такой не быть... Но все вышло наоборот.